ТИХИМ ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

Петербургский ЧАС ПИК N36 от 7-13 сентярбя 2005 года

Кажется, понятие “дефицит” не применимо к современному российскому книжному рынку: чего только на нем нет - учебники, справочники, мемуары, художественная литература, альбомы, книги для детей и т. д. И все же дефицит есть, причем, это целое литературное направление - драматургии для детей и подростков. И виноваты в этом не издатели, а современные авторы, и потому режиссеры вынуждены сами делать инсценировки, большая часть которых не имеет права называться литературой. Особенно плохо обстоит дело с пьесами для театра кукол. Драма с детской драматургией перерастает уже в подлинную трагедию. Изредка на этом запущенном литературном поле появляется что-то обнадеживающее, и хочется верить, что и сюда когда-нибудь придут свои пахари и сеятели, и появится богатый ВЫБОР современных, оригинальных пьес для детей и подростков.

К приятным исключениям относится драматургия Андрея Зинчука. В Российском институте истории искусств вышла его вторая книга сказок для театра: “Дощечка через лужу”. Эти пьесы легко, с интересом читаются и профессионально учитывают законы сцены, они одновременно и просты, и сложны. Авторская установка на текст с подтекстом проявляется в выборе тем и коллизий, в обрисовке персонажей, в языке, в соединении конкретности и недосказанности, в сопряжении реального и сказочно-фантастического.

“Дощечка через лужу. Сказка про Четверг для детей и взрослых”, “Сказание о чудесной мельнице Сампо и злой колдунье Лоухи”, “Грибабушка, или Немножко колдовства”, “31 декабря, сказка для повзрослевших детей”, “Игра в DOOM” - что-то привлекает в этих названиях, а текст сказок привязывает, не отпускает. Думаю, секрет - в пронизанности пьес разного рода ассоциациями, отчего не покидает ощущение, будто сталкиваешься с чем-то давно знакомым, отсылающим в детство, хранимом в светлых тайниках памяти.

При знакомстве с первой сказкой сборника всплывают строки замечательной песенки Шаинского “Раз дощечка, два дощечка - будет лесенка; раз словечко, два словечко - будет песенка”. Дощечка есть, но песенка у героев не складывается: первая же фраза ремарки “Брошенный пионерский лагерь” сбивает с радостного, наивного восторга. А дальше идут какие-то странные “бледные непионерские тени”, и сидят на крыльце “бабки - не бабки, женщины не женщины, а непонятно что. В ватниках”, словно выйдя из пушкинского “Три девицы под окном...”. Но они сами по себе, и проблемы их тоже сами по себе, ибо в этом заброшенном месте остановилось время, и невозможно отличить, что было в прошлом, что происходит теперь, и будет ли будущее - в лагере царит вечный Четверг. Этот мир почему-то в одночасье стал никому не нужен и забыт, и очень уж напоминает сегодняшние наши заброшенные деревни, вычеркнутых из бытия живых стариков, напрочь вырезанное прошлое со всем, что было в нем хорошего и плохого. Единственной мизерной надеждой (сказка все же!) остается маленькая дощечка через лужу - мостик к людям, в жизнь, в справедливость и добро...

Герои сказки “Грибабушка, или Немножко колдовства” - чудесные маленькие обитатели колдовского леса, чем-то похожие на героев сутеевских рисованных сказок, но живущие на болоте с кочками, упавшей березой, комарами и осокой. В таком неромантическом месте и чудовище особое: обыкновенный экскаватор, пожирающий землю и покушающийся на идиллию леса. Сказка ломается и растаптывается из самых лучших побуждений, но она же и побеждает, потому что без нее нет нормальной жизни, нет мечты, значит - движения вперед, нет любви, значит - человеческих отношений и продолжения рода. Экскаватор, конечно, нужен, но зачем же лес губить? Без веры в бабушку-Грибабушку не понять деду собственную внучку, а ей - не увидеть настоящее лицо деда. Древнейшее убеждение справедливо - без сказки жить нельзя, она преображает человека своей бесхитростной простотой и чистотой. Но справедлива и другая, сегодняшняя мысль - сказка, если хочет выжить, должна меняться, не отгораживаться от современного человека, а вступать с ним в культурный диалог. Тогда злая внучка Таня обнаружит в себе что-то от Ёлочки - лесной шалуньи, а Дед-Дедуля почувствует кровное родство с Грибабушкой - душой Колдовского леса, и косноязычный тракторист-бульдозерист Константин будет смотреться рядом со своим экскаватором подобно Илье Муромцу с богатырским конем.

“Игра в DOOM” (имевшая огромный успех на страницах российского Интернета еще в 1997 году) - настоящая современная страшилка не только для тинэйджеров, воспринимающих ее в уже сложившейся традиции компьютерных игр-ужастиков, но и для взрослых, которые бездумно отмахиваются от подобных увлечений детей. Именно им нужно понять, чем может обернуться слишком осовременившаяся сказка, завоевавшая виртуальное пространство: эта псевдосказка уже готова ворваться в реальный мир, нарушив все обычные нормы поведения, разрушив границы между реальным, истинным и нереальным, неправедным. А мы знаем, что случается, когда идеи вдруг становятся действительностью и плоские фигурки-марионетки меняются ролями с живыми людьми.

Театральные сказки Андрея Зинчука неоднозначны и в простоте своей загадочны. Даже написаны они как бы двойным языком - одновременно адресованным и молодому поколению, и старшим. По-хорошему, это литература или театр для семейного чтения (посещения театра), ибо рассчитана на диалог - прошлого с настоящим, детей с отцами и дедами, литературы с театром. Это игра с сегодняшними реалиями и понятиями, имеющими хождение в детско-подростковой среде, столкновение их с необычной, другой действительностью, другим миром вещей и ценностей. И как всякая сказка произведения А. Зинчука направлены на преобразование нынешнего жестокого, бескомпромиссного, предельно векторного мира.

Хочется сказать несколько слов о превосходном оформлении книги, выполненном Анной и Филиппом Игнатьевыми. Их картинки - своего рода подсказки к историям. Они настраивают на определенное восприятие текста, но не иллюстрируют его.

А. Некрылова, кандидат искусствоведения